Janík, Pavol: Óda na radosť

Kde sú tie staré básne?
O čom vlastne boli?
A komu na nich záležalo?

Niekde v nás
z nich zostala
časovaná nálož v Norinbergu,
frankfurtské porno-kino,
coca-cola naproti Moulin Rouge,
Lenin v marseillskom výklade,
vyblednutá pohľadnica Côte d’Azur,
doklady ukradnuté v Ríme,
nevyvolané fotografie
šikmej veže v Pise,
noc vo Florencii,
bolonskí buzeranti,
holuby o šiestej ráno
na námestí svätého Marka,
zmaľovaná colníčka
vo vlaku z Viedne
do Devínskej Novej Vsi.

Kde sú tie staré básne?
Už ich nik nenapíše.
Nikomu nikdy na nič neboli.

V Európe náhle vypli prúd.
Nastala tma, tá ktorá bola
pred objavením svetla.
Popamäti chodíme
po plafóne nášho bytu.
Deti sa nám smejú zo spánku.

Pri vchode nikam
nám raz vrátia vstupné
za život,
ktorý stál za to,
aj keď nestál za veľa.

Len smrť sa nevypláca.

Къде са стихответе стари
и за какво били са всъщност?
О, на кого ли бяха нужни?

В нас някъде
от тях остана
часовниковият заряд в Нюрнберг
и франкфуртското порно-кино,
и кока-колата срещу Мулен руж,
в марсилскате витрини Ленин,
и изгледите избледнели
от Кот д'Азур,
откраднатите документи в Рим
и фотофилмите непроявени
на кулата наведена на Пиза,
или оная флорентинска нощ
педерасите болонски,
и гълъбите рано в шест часа
върху площад Сан Марко,
гримираната митничарка
във влака от Виена
до Девинското Ново Село.

Къде са стихответе стари?
Тях никой няма да напише вече.
Те никому не бяха нужни.

В Европа спряха тока изведнъж.
Настана мрак, какъвто бил е
преди откриване на светлината.
По памет ходим вече
върху плафона на дома ни.
Насън децата ни се смеят.

Пред оня вход заникъде
билетите ни за живота
ще ни върнат,
а струваше си да живеем,
макар и да не струва много.

Смъртта не се заплаща само.